Арбитраж и невсесильные технологии
Несмотря на то, что потребность в цифровых технологиях в судопроизводстве резко возросла именно в связи с пандемией коронавирусной инфекции, их внедрение началось задолго до 2020 года. Для арбитражных судов точкой отсчета является 2007 год, когда Высший Арбитражный Суд России обратил свое внимание на эту сферу, отмечает доктор юридических наук, профессор кафедры гражданского процесса УрГЮУ Константин Брановицкий.
Во время карантина россияне могли воспользоваться целым рядом электронных услуг, в том числе подачей процессуальных документов в электронном виде (образе); простой электронной подписью, видеоконференцсвязью (де-факто граждане могли подключиться со своего компьютера с помощью веб-интерфейса комплекса «Мой арбитр»), ознакомлением с материалами дела в электронном виде (документы сканировались по запросу). Судьи, по словам эксперта, также пользовались преимуществами технологического прогресса: усиленной цифровой подписью, доступом к электронным реестрам, цифровым календарем для планирования и единой системой электронного документооборота.
Однако широкое использование таких технологий в период пандемии обнажило ряд сложностей в законодательстве и отечественной процессуальной доктрине, считает Константин Брановицкий. В частности, назрела проблема с отсутствием в российском праве такого понятия, как бездействие правосудия (в Германии и в Австрии, например, такой термин есть).
«Законодатель, когда писал кодексы, не думал о том, что правосудие может не функционировать в силу каких-либо причин. Может возникнуть вопрос: зачем обязательно копировать зарубежное законодательство? Но дело в том, что это и в других нормах – приостановление производства по делу или отложение разбирательства – также в принципе не предусмотрено. В судебной практике этот вопрос до пандемии не возникал, не было и устойчивой позиции Верховного Суда РФ или окружных судов. При этом гарантии правосудия участников судопроизводства не должны нарушаться при бездействии правосудия», – отмечает Константин Брановицкий.
Прямая корреляции между доступностью и технологиями не оправдала себя, по мнению Константина Брановицкого. Судопроизводство было фактически под большим вопросом в России де-юре с 30 марта по 11 мая (де-факто – с 19 марта), поскольку граждане не могли попасть в здания судов ввиду карантинных мероприятий. При этом не всегда доступны были и почтовые отделения. Однако цифровые сервисы, на которые возлагалась надежда, выручили в этой ситуации не всех. «Чтобы пользоваться сервисами, необходимо было предварительно зарегистрироваться на портале «Госуслуги»: заполнить форму в сети интернет и дойти в специальные офисы «Ростелекома» для подтверждения личности», – подчеркивает Константин Брановицкий.
Для граждан, которые до пандемии пользовались этими электронными услугами, ничего не изменилось. Однако все остальные в карантинный период не могли авторизоваться и подать, например, жалобу в суд в электронном виде. Усугубил ситуацию, по словам эксперта, и тот факт, что некоторые категории граждан свободно передвигаться по городу в этот период не могли (например, пенсионеры).
Важный вопрос при анализе бездействия правосудия, по мнению эксперта, касается процессуальных сроков в условиях карантинных ограничений. Например, если последний день подачи жалобы пришелся на режим нерабочих дней, а отделения почты закрыты.
«Первое, что приходит в голову – первый рабочий день должен быть последним днем подачи жалобы, если все это время длился режим нерабочих дней. Но ВС РФ разрешил этот вопрос по-другому: если последний день процессуального срока попадает на режим нерабочих дней, он считается пропущенным. Единственное исключение Верховный Суд России сделал в первом обзоре для судов. То есть те сроки, которые установлены для судов, приостанавливаются, а для граждан и организаций – ничего не происходит, они считаются истекшими. Но и здесь ВС РФ сделал оговорку: если будет ходатайство о восстановлении, то срок может быть возобновлен», – отмечает Константин Брановицкий.
Разумный консерватизм уголовного производства
Российский уголовный процесс остается достаточно консервативным, его почти не затронули цифровые технологии: в УПК РФ предусмотрены лишь отдельные способы совершения процессуальных действий в электронном виде. Однако и здесь новые инструменты постепенно развиваются, отмечает кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного процесса и криминалистики Юридического института СФУ Людмила Майорова. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 26.12.2017 № 57 «О некоторых вопросах применения законодательства, регулирующего использование документов в электронном виде » содержит позиции, которые касаются уголовного судопроизводства, а за год до этого УПК РФ был дополнен главой 56 о порядке использования электронных документов и бланков.
Для российской системы электронного правосудия, по словам эксперта, есть несколько пока не разрешенных моментов общего характера в этой области:
- определения понятия «электронное правосудие»;
- допустимость доказательств, полученных с использованием электронных ресурсов;
- защита прав участников при электронной форме осуществления правосудия.
«Современные технологии, безусловно, обеспечивают в большей степени аутентичность и неизменность информации, нежели многочисленные подписи под архаическими протоколами следственных действий. Но все действия, совершаемые с электронными документами, нуждаются в законодательной регламентации: защита от несанкционированного доступа и недопущение внесения изменений в их содержание», – отмечает Людмила Майорова.
Технология видеоконференцсвязи на фоне пандемии стала одним из самых актуальных и распространенных инструментов. Однако примеры из практики ЕСПЧ, приведенные Верховным Судом РФ в одном из обзоров, показывают, что не всегда такой сервис может полноценно заменить оффлайн-правосудие. Например, в деле «Сахновский против России» подсудимый познакомился и побеседовал с назначенным защитником непосредственно за 15 минут до заседания через контролируемую систему связи. При этом защиту информации и персональных данных, как отмечает эксперт, этот инструмент не обспечивает.
«Есть примеры, когда дознаватель проявлял активность, и с помощью Skype судом избиралась мера пресечения. С одной стороны, разумность срока как таковая соблюдается, но проблема защиты персональных данных – нет. Обвиняемый и защитник находятся у одного устройства, прокурор – у второго, следователь – у третьего. Тем не менее, обвинитель смог таким образом заключить досудебное соглашение», – отмечает Людмила Майорова.
Достоверность и допустимость полученных с помощью видеоконференцсвязи доказательств зависит, по мнению экспрета, в том числе от качества изображения и звука.
Опыт Германии
Административные рычаги в борьбе с пандемией использовали и в ФРГ, отмечает доктор юридических наук, профессора, директора Института права стран Восточной Европы Кильского университета Александр Трунк. Например, технологические возможности у судов были и до введения карантинных мер, но они мало использовались. Временные изменения в гражданском праве, корпоративном и праве несостоятельности ввел Федеральный закон о смягчении последствий пандемии от 27.03.2020 года. Одним из результатов периода пандемии стал проект Закона о правосудии в условиях пандемии, предложенный землей Шлезвиг-Гольштейн для федерального уровня. Однако, по мнению эксперта, на фоне активных действия властей в отношении адпатции мер для работы магазинов, музеев о процессуальных аспектах говорят достаточно мало.
«Несколько моментов процессуального характера были включены в отношении банкротств. Тем временем последствия были и есть в отношении всего гражданского процесса, не только в сфере применения IT: ограничения доступа к судам, отложенные судебные заседания, использование технологий видеоконференций, прения в суде посредством телефона. Но в Германии не осуществлялось общее закрытие судопроизводства, хотя некоторые земли или суды ограничили ряд процедур, например, принудительное исполнение и несрочные дела», – отмечает Александр Трунк.
Несколько земель, по словам эксперта, достаточно широко задействовали информационные инструменты еще до пандемии, например, Бавария и Нижняя Саксония. Однако непременным условием использования видеконференцсвязи осталось нахождение самих членов суда в зале заседаний в ходе виртуальных слушаний.
Подробнее об особенностях современных технологий в судопроизводстве России и Германии – в обсуждении «Пандемия и процессуальное право: роль информационных технологий» на площадке Legal Academy.
Источник изображения: upklyak