Обзор важных определений ВС РФ по частному праву, опубликованных с 15.03.2020 по 23.03.2020

I. Дело об иске в защиту преимущественного права покупки в банкротстве

Определение от 19.03.2020 № 302-ЭС19-17986 (дело общества Нечаевское)

Фабула:

На торгах по продаже имущества банкрота господину Будякову как их победителю было продано имущество сельскохозяйственного назначения. Через девять месяцев с иском в суд обратился сосед банкрота по земельному участку – господин Киреев – и потребовал перевести на себя права покупателя по договору купли-продажи, ссылаясь на преимущественное право покупки, закрепленное в ст. 179 Закона о банкротстве.

Правовая позиция:

Для защиты права преимущественной покупки имущества сельскохозяйственной организации в ее банкротстве следует по аналогии закона использовать иск о переводе прав и обязанностей покупателя на себя. Иск об оспаривании торгов в такой ситуации является ненадлежащим способом защиты, поскольку на торгах формируется цена, по которой лицо, имеющее право преимущественной покупки, может приобрести имущество в приоритетном порядке.

Комментарий:

Верховный Суд справедливо применяет законодательство по аналогии – в ситуациях с нарушением преимущественного права покупки обычно используется именно иск о переводе прав и обязанностей (например, для защиты права, предусмотренного ст. 250 ГК РФ или ст. 21 Закона об ООО).

Однако указывая на такой способ защиты права как на единственно верный, Верховный Суд не озаботился интересами победителя торгов, который почти целый год владел имуществом, приобретенным на торгах. Победитель торгов не знал и не мог узнать о нарушениях, допущенных арбитражным управляющим в процессе процедуры организации продажи имущества банкрота. Отсутствие у победителя торгов возможности минимизировать свои риски при покупке имущества должно было привести Верховный Суд к выводу о том, что следует сбалансировать интересы сторон спора вместо того, чтобы дать в руки лицу с преимущественным правом покупки мощный арсенал защиты его прав. Такой баланс в аналогичных ситуациях достигается ограничением периода, в который указанному лицу доступен иск о переводе прав и обязанностей покупателя. Так, ст. 250 ГК РФ и ст. 21 Закона об ООО вводят сокращенный срок исковой давности – три месяца. Причем отсчитываться такой срок должен с момента, когда лицо с преимущественным правом покупки должно было узнать о нарушении своего права. Источником такого знания должна презюмироваться публикация в местных СМИ, предусмотренная абз. 2 п. 2 ст. 179 Закона о банкротстве, а вовсе не личное извещение управляющим каждого лица с преимущественным правом покупки, как утверждает Верховный Суд.

II. Дело о (не)субординации и принципе равенства в банкротстве

Определение от 17.03.2020 № 307-ЭС19-10177 (4) (дело БЭСТ)

Фабула:

Два участника общества «БЭСТ» договорились между собой о том, что они предоставят «тонущему» обществу два займа. Однако затем между участниками произошел корпоративный конфликт. После того, как в отношении общества была начата процедура банкротства, требование одного участника включили в реестр, а вот требование второго попытались субординировать.

Правовая позиция:

Если единственными кредиторами должника-банкрота являются два его участника, которые ранее на одинаковых условиях и по договоренности между собой выдали должнику займы, то при включении в реестр одного из двух участников нельзя отказать во включении в реестр второго участника, поскольку это нарушит принцип равенства.

Комментарий:

С позицией Верховного Суда РФ следует согласиться. Как известно, доктрина субординации – это не способ покарать участников общества. Ее цель – перераспределение рисков банкротства должника от кредиторов к участникам.

Несмотря на то, что отечественный подход к субординации похож на «мягкий» вариант, субординация займов участников/акционеров осуществляется только в ограниченных случаях (хотя заметим, что, по нашему мнению, эта «мягкость» во многом эфемерна – большое количество исключений позволяет сделать вывод, что в отечественном праве принят крайне жесткий вариант «мягкой» субординации). Эта цель, очевидно, принимается во внимание и Верховным Судом РФ.

Об этом свидетельствует и вывод, который был сделан в рамках комментируемого определения. Если в процедуре банкротства участвуют только аффилированные лица, то нет никаких оснований применять доктрину субординации – поскольку нет субъектов, между которыми надо перераспределять риски.

Заметим, что Верховный Суд РФ не вполне аккуратно использует принцип равенства – сам по себе тот факт, что требование одного из участников включили в реестр, вовсе не означает, что требование второго должна постигнуть та же судьба. Может быть, ошибочным было как раз решение включить требование первого участника в реестр.

Словом, надеемся, что позицию Экономической коллегии нижестоящие суды не воспримут как разрешение не исправлять собственные ошибки. Для включения требования участника в третью очередь нужно установить отсутствие других кредиторов.

III. Дело о деликте в виде нецелевого расходования заемных средств

Определение от 10.03.2020 № 34-КГ19-12 (дело господина Мазура)

Фабула:

Господин Мазур являлся руководителем группы компаний. Две компании из указанной группы заключили целевые кредитные договоры с Россельхозбанком на реконструкцию животноводческих комплексов. После получения кредита Мазур вывел полученные средства на счета фиктивных юридических лиц, поэтому заемные средства не были возвращены банку. С Мазура как поручителя солидарно с должниками была взыскана полная сумма задолженности. Также в отношении Мазура было возбуждено уголовное дело за злоупотребление своими полномочиями, которое впоследствии было прекращено амнистией. Россельхозбанк обратился в суд с деликтным иском к Мазуру за взысканием ущерба, причиненного правонарушением.

Правовая позиция:

Если руководитель организации, получив целевой кредит в пользу организации, умышленно израсходовал заемные средства нецелевым образом, то кредитор может обратиться с деликтным иском к такому руководителю за взысканием задолженности, не погашенной в ходе исполнительного производства в отношении организации.

Комментарий:

Уголовное дело в отношении Мазура было возбуждено по составу злоупотребления полномочиями (преступление против интересов службы в коммерческой организации), поэтому возникает вопрос о субъекте, которому был причинен вред действиями Мазура. Вероятно, потерпевшими являются сами компании, от лица которых Мазур получил кредиты и потратил их не по целевому назначению, чем причинил вред интересам своих коммерческих организаций. При таком подходе банк ограничен лишь договорными исками и возможностью инициировать банкротные процедуры в отношении компаний. Однако без материалов дела трудно судить о направленности умысла Мазура, поскольку уголовное дело могло не дойти до переквалификации, например, на мошенничество в сфере кредитования. Такой состав был бы явным маркером того, что Мазур изначально не собирался возвращать кредит, а значит, умысел был направлен против банка, а не против интересов собственных компаний.

Второй вопрос, который возникает при прочтении комментируемого определения, – невозможность взыскания задолженности без применения деликтного законодательства. В известном деле Ахмадеевой Конституционный Суд РФ сформулировал позицию о том, что деликтный иск к руководителю организации является субсидиарным способом защиты, то есть применим только в том случае, если невозможно взыскать задолженность с самого должника. Более того, сам Верховный Суд акцентировал внимание на этом аспекте правовой позиции КС РФ в деле господина Долженко (см. Определение ВС РФ от 04.02.2020 № 41-КГ19-46). Представляется, что к деликтному иску допустимо перейти только тогда, когда не удастся взыскать задолженность в исполнительном производстве (или банкротстве) компаний-должников и их поручителей.

IV. Дело о зачете после правопреемства

Определение от 11.03.2020 № 305-ЭС19-22240 (дело Скания Лизинг)

Фабула:

Общество «ГК Стилком» взыскало судебные расходы с общества «Скания-Лизинг» в размере 50.000 рублей. Затем «ГК Стилком» уступила это требование своему генеральному директору – господину Медведеву. Последний обратился в суд с требованием провести процедуру процессуального правопреемства на стороне заявителя. «Скания-лизинг» в ответ обратилась в суд с заявлением об изменении способа и порядка исполнения определения о возмещении судебных расходов (иными словами, попросило зачесть свое требование, подтвержденное другим судебным актом, против требования из рассматриваемого дела).

Правовая позиция:

1. Тот факт, что исполнительные производства по делам не начаты, не препятствует возможному зачету требований, подтвержденных судебными актами. К такому заявлению о зачете может mutatis mutandis применяться норма ст. 324 АПК РФ.
2. В рассмотрении заявления о зачете не может быть отказано со ссылкой лишь на то, что до этого заявления была проведена процедура процессуального правопреемства.
3. Если до вынесения судебного акта о процессуальном правопреемстве судебный акт исполнен путем осуществления зачета, оснований для замены стороны в споре в силу статьи 48 АПК РФ не имеется.

Комментарий:

С двумя из трех позиций Верховного Суда РФ можно согласиться. Несмотря на существующее в процессуальной доктрине мнение, зачет спорных (т.е., находящихся на рассмотрении суда) требований ничем не отличается от зачета требований, находящихся в регулятивной стадии. «Специфика» «процессуального» зачета во многом представляется искусственной и вряд ли соответствует потребностям как суда, так и участников оборота. ВС РФ продолжает постепенное движение в сторону констатации простого факта, что для совершения зачета любых, и даже спорных, требований достаточно лишь тех предпосылок, что зафиксированы в ст. 410 ГК РФ. Во всяком случае, теперь для осуществления зачета не требуется обязательного наличия двух исполнительных листов.

Ранее – в деле «МРСК Северо-Запад» Верховный Суд РФ уже придерживался схожего мнения, и тем удивительнее высказанная нижестоящими судами идея о том, что процессуальное законодательство имеет приоритет над материальным правом. Остается надеяться, что хотя бы в этом вопросе нижестоящие суды будут следовать тенденциям отечественной высшей судебной инстанции.

Со второй позицией также достаточно сложно спорить – тем более, что материальное право прямо допускает возможность зачета требования должника к цеденту против требования цессионария к должнику. Судебный процесс, к счастью, не отменяет действие нормы ст. 412 ГК РФ, так что данный вывод является совершенно верным.

Гораздо больше сомнений в отношении последней, третьей позиции Суда. Вполне возможно, что ее появление связано с несколько обывательским представлением о том, что произвести процессуальное правопреемство можно в отношении только требования, которое существовало на момент вынесения соответствующего судебного акта, фиксирующего замену стороны в процессе. Однако такой подход является сомнительным – основанием процессуального правопреемства является распорядительная сделка действительная во всем, за исключением того, совершена ли она уполномоченным лицом или нет. А следовательно, суд не должен ставить решение вопроса о процессуальном правопреемстве в зависимость от того, существует ли право на момент правопреемства или нет – этот вопрос решается позднее, при решении спора по существу.

К тому же такая позиция со всей очевидностью лишает цессионария права на защиту, что допускаться не должно.

Надеемся, что последняя позиция Верховного Суда РФ всерьез нижестоящими судами воспринята не будет.

V. Дело о переносе титула на товар в отсутствие продавца

Определение от 10.03.2020 №41-КГ19-51 (дело госпожи Косенко)

Фабула:

Госпожа Угринович и госпожа Косенко заключили договор купли-продажи комнаты в коммунальной квартире. В договоре стороны указали, что оплата и передача произведены вместе с заключением этого договора. Через два дня после сдачи документов для регистрации перехода права собственности продавец умер, поэтому регистратор отказал в регистрации. У продавца не осталось родственников, поэтому имущество перешло к государству как выморочное. Госпожа Косенко обратилась в суд с иском о понуждении к регистрации перехода права собственности.

Правовая позиция:

Если после заключения договора купли-продажи недвижимости продавец умирает, а его имущество является выморочным, покупателю следует обратиться с иском о регистрации перехода права собственности, при этом доказав факт передачи имущества и исполнение обязанности по оплате этого имущества.

Комментарий:

Верховный Суд довольно неожиданным образом истолковал п. 62 Постановления Пленума ВС РФ № 10, Пленума ВАС РФ № 22 от 29.04.2010 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав». Данное разъяснение содержит указание на то, что в случае «отсутствия продавца» покупатель вправе обратиться с иском о регистрации перехода права собственности, но при этом суд обязан проверить исполнение обязанностей по передаче имущества и его оплате.

Совершенно неясно, почему Верховный Суд решил применить данное разъяснение к рассматриваемому делу, ведь смерть продавца не означает его «отсутствие», а лишь приводит к универсальному правопреемству на его стороне. Причем отсутствие родственников продавца, которые могли бы унаследовать его имущество, также не может считаться «отсутствием продавца», поскольку в российском правопорядке не может не быть наследников – имущество в такой ситуации становится выморочным и передается в собственность публично-правовому образованию.

Представляется, что самым подходящим вариантом в данном деле было бы допустить понуждение к регистрации перехода права собственности без каких-либо дополнительных условий. Однако Верховный Суд усложнил предмет доказывания по делу, указав на необходимость соблюдения условия о передаче владения и оплате проданного товара. Остается надеяться, что такое необоснованно большое бремя доказывания не помешает госпоже Косенко защитить свои права при новом рассмотрении дела.

VI. Дело о сроках давности по требованию о возмещении убытков из расторгнутого договора

Определение от 12.03.2020 № 304-ЭС19-21956 (дело Интексис)

Фабула:

Цедент уступил обществу «Интексис» права требования к двум компаниям. Взамен цессионарий обязался погасить задолженность цедента перед обществом «Взлет», однако свое обещание не сдержал.

Цедент обратился в суд с требованием о расторжении договора.

В кассации стороны заключили мировое соглашение, по которому цедент отказался от своего требования, а цессионарий обязался выплатить ему 10 рублей (sic!) в течение трех лет со дня заключения мирового соглашения.

Конкурсный управляющий цедента подал кассационную жалобу на определение окружного суда о прекращении производства, ссылаясь на то, что мировое соглашение заключено после того, как в отношении цедента возбуждена процедура банкротства. К тому же оно заключено между аффилированными лицами и причиняет вред кредиторам.

Правовая позиция:

1. Срок исковой давности по требованию продавца о расторжении договора купли-продажи и о возврате переданного покупателю товара исчисляется с момента, когда товар должен быть оплачен. Равным образом должен исчисляться и срок исковой давности по требованию о возмещении убытков, вызванных неоплатой покупателем товара, которая привела к расторжению договора.
2. Заключение мирового соглашения по спору о расторжении договора свидетельствует о признании долга по смыслу ст. 203 ГК РФ и не означает уменьшения цены договора до суммы платы за сохранение договора. Такое мировое соглашение не нарушает права конкурсных кредиторов стороны, являвшейся истцом, а, наоборот, повышает вероятность пополнения конкурсной массы этой стороны.

Комментарий:

На наш взгляд, обе правовых позиции Верховного Суда РФ являются крайне спорными.

Конечно, мало сомнений, что в отношении некоторых требований о возмещении убытков по расторгнутому договору срок исковой давности должен исчисляться с момента нарушения обязательства, а не с момента расторжения договора. Такую судьбу должны иметь требования о возмещении убытков, причиненных просрочкой исполнения договора и так далее. Вполне возможно, что и в рамках комментируемого дела вывод должен быть именно таким.

Другое дело, что Верховный Суд РФ продолжает настаивать на генерализации подобного подхода. А в отношении некоторых видов убытков (например, конкретных и абстрактных), такой вывод будет неприемлемым. Ключевая цель института давности – стимулировать участников оборота защищать их нарушенные права. Однако в отношении некоторых видов убытков само право на их взыскание связано исключительно с фактом расторжения договора. Стимулировать участников оборота защищать свои права, не давая при этом возможности осуществлять их защиту, выглядит форменным цинизмом.

Таким же сомнительным видится подход, высказанный применительно к возврату полученного по расторгнутому договору (или его денежной стоимости). Верховный Суд РФ повторяет свою недавнюю позицию из определения по делу Бетелина, видимо готовя нас к новой, посткарантинной, реальности. Так же, как и в случае взыскания убытков на основании ст. 393.1 ГК РФ, расторжение договора выступает condicio juris для предъявления требования о возврате полученного. Следовательно, исчисление давности с момента нарушения договора также будет противоречить смыслу института сроков исковой давности.

В отличие от первой позиции, отношение к которой зависит во многом от ценностных установок, вторая позиция в принципе вызывает множество вопросов.

Предположим, что в рассматриваемом деле действительно имело место признание долга по требованию о расторжении договора. Однако почему связанность этого требования и требования о возмещении убытков (или возврата полученного), на которой ВС РФ настаивал ранее, не позволяет нам делать вывод о том, что срок исковой давности по ним также прерывается?

Сомнительно, что эффективное оспаривание мирового соглашения каким бы то ни было образом повлияет на прерванный срок исковой давности. Как известно, норма ст. 203 ГК РФ является эманацией доктрины видимости права, а потому перерыв срока исковой давности не зависит от действительности того акта, в котором выражалось признание долга. Для применения данной нормы требуется не действительное волеизъявление признающего долг лица, а восприятие кредитором такого признания. Следовательно, оспаривание мирового соглашения в любом случае не привело бы к нарушению прав кредиторов.

Радует одно: судебный акт Верховного Суда РФ бесспорно качественен и наше принципиальное несогласие с ним связано не с плохой аргументацией, а с диаметрально противоположным отношением к высказанным позициям.

VII. Дело о правах аффилированного кредитора в банкротстве

Определение от 19.03.2020 № 308-ЭС19-20513 (1, 2, 4) (дело общества Мир)

Фабула:

Должник – общество «Мир» – пользовался заемными средствами по договорам с тремя аффилированными кредиторами. Кредиторы инициировали его банкротство и заявили требования в реестр на основании указанных договоров займа. Нижестоящие суды отказали во включении требований в реестр и прекратили дело о банкротстве, поскольку установили аффилированность кредиторов с должником и искусственное создание управляемой кредиторской задолженности на случай банкротства общества «Мир».

Правовая позиция:

Конкурсный кредитор, который является аффилированным по отношению к должнику лицом и требования которого впоследствии могут быть субординированы в реестре требований кредиторов, не лишен права инициировать банкротство должника.

Комментарий:

Вывод Верховного Суда представляется абсолютно верным. Аффилированность кредиторов с должником – повод для субординации их требований в банкротстве, но не основание для отказа в судебной защите прав кредиторов по действительным договорам займа, поскольку правопорядок не содержит запрета на заключение договоров между аффилированными лицами. Коль скоро кредиторы имеют право на судебную защиту своих прав, несправедливо лишить их возможности инициировать банкротство должника в случае нехватки средств у последнего для исполнения принятых на себя обязательств. Если банкротное законодательство разрешает должнику самостоятельно инициировать собственное банкротство, то a fortiori такая возможность должна быть и у аффилированных кредиторов.

В свою очередь, механизм субординации требований аффилированных кредиторов предусмотрен для того, чтобы защитить независимых кредиторов и не противопоставлять им требования аффилированных, поскольку последние имели возможность влиять на экономическую деятельность должника до банкротства и могли получать от нее выгоду.

Кроме того, на момент рассмотрения дела в Верховном Суде у должника не было независимых кредиторов, поэтому попытки нижестоящих судов их защитить являлись безадресными.

Авторы: Даниил Борейшо, староста Кружка гражданского права ЮФ СПбГУ; Екатерина Автонова, заместитель старосты Кружка гражданского права ЮФ СПбГУ.