«Тело» нашлось живым и здоровым
В 2018 году большую огласку получило резонансное дело – одна из жертв осужденного на пожизненный срок Евгения Данченко Татьяна нашлась живой и здоровой в другом городе через год после начала его тюремного заключения. Заместитель генерального прокурора России Леонид Коржинек обратился в Верховный Суд с заключением о пересмотре уголовного дела «ввиду новых обстоятельств». Суд отменил приговор в части убийства женщины, однако Данченко остался на пожизненном заключении, так как остальные убийства, совершенные им вместе с братом, были полностью доказаны следствием, а тела потерпевших были найдены.
По словам одного их сотрудников СКР, причастность братьев Данченко к убийствам не вызывала сомнений, она подтверждалась свидетельскими показаниями и заключениями экспертов. «Да и их поведение нельзя назвать безупречным: оба отрицали совершенно очевидные факты. В разгар следствия вдруг пришла информация о том, что сожительница одного из братьев пропала без вести. Допросили ее мать, выяснили, что Татьяна ушла из дома 11 июля 2011 года, и с тех пор о ней ничего не известно. И что перед исчезновением она жила с Евгением Данченко», – рассказал сотрудник «Ленте.ру».
Подозрения быстро подтвердились показаниями сестры Евгения Ольги, которая утверждала, что мужчина ударил сожительницу по голове бутылкой, та упала и не подавала признаков жизни. Тогда Данченко завернул ее в покрывало, унес на огород, и больше потерпевшую никто не видел.
Экспертиза отметила, что смерть пострадавшей могла наступить от тупой травмы головы, которая могла сопровождаться различными повреждениями. В результате суд пришел к выводу о виновности Данченко в убийстве Татьяны. Защита подсудимого обращала внимание и на косвенность доказательств, и на то, что показания свидетелей основаны на слухах. Однако правота адвокатов подтвердилась лишь спустя год, когда Татьяна случайно нашлась живой в другом городе, а братья Данченко уже отсиживали свой срок в колонии особого режима.
Эта ситуация прекрасно описывает всю дихотомию дел «без тела». С одной стороны, отсутствие наказания за убийство противоречит принципу справедливости и создает опасный прецедент, ведь если преступник знает, что без тела нет дела, ему ничего не стоит полностью избавиться от главной улики. С другой стороны, презумпция невиновности в таких случаях особенно актуальна. Порой доказательства и материалы дела складываются таким «удачным» хитросплетенным образом, что у всех, от следствия до судьи, не возникает сомнения в виновности подсудимого (как и произошло с делом братьев Данченко).
Нет тела – нет единого мнения
Принцип «нет тела – нет дела» в российской правоприменительной практике был заложен еще в советское время. «Считалось, что невозможно доказать преступление, в результате которого причинена смерть, без установления самого факта смерти. Иначе достижение уровня доказанности, который позволял бы утверждать, что деяние «вне всяких сомнений» повлекло за собой смерть пострадавшего и, тем более что это деяние является преступлением, невозможно», – говорит советник Федеральной палаты адвокатов РФ Евгений Рубинштейн.
Этот подход косвенно был закреплен даже в уголовно-процессуальном законодательстве в статье об обязательном назначении судебной экспертизы (статья 79 УПК РСФСР), добавляет советник ФПА. То есть в каждом случае, когда требовалось «установить причины смерти и характер телесных повреждений», необходимо было проводить экспертное исследование, другого пути не было. Соответственно, отсутствие трупа делало невозможным установление причин смерти, а значит и квалификацию деяния как преступного.
От данного подхода стали отходить в 2000-х, и хотя первое время присяжные заседатели и судьи крайне осторожно подходили к обвинению в делах, где отсутствует труп потерпевшего, приговоры по делам без тела выносились. В последние же лет 10 их выносят все увереннее и чаще, хотя мнение относительно законности таких приговоров сильно разнится, что неудивительно – единой позиции нет даже у Верховного Суда.
Например, в 2014 году ВС РФ оставил в силе приговор Иркутского областного суда в отношении Никитиной А., Ивановой А., Правдивой А. по части 2 статьи 105 УК «Убийство». Подавая апелляцию, осужденные руководствовались тем, что труп потерпевшего не обнаружен, а значит, их вина в убийстве не может быть доказана. Однако ВС РФ постановил, что факт отсутствия трупа не ставит под сомнение вывод суда о доказанности виновности осужденных в совершении убийства, поскольку данный вывод основан на совокупности исследованных в ходе судебного рассмотрения доказательств: протоколе осмотра места происшествия, заключении экспертов, показаниях свидетелей, а также осужденных Никитиной, Ивановой и Правдиной на предварительном следствии.
При этом в Постановлении Пленума от 29 ноября 2016 года N 55 «О судебном приговоре» Верховный суд напоминает, что обвинительный приговор не может быть основан на предположениях и постановляется лишь при условии, если в ходе судебного разбирательства виновность подсудимого в совершении преступления доказана. Также следует неукоснительно соблюдать принцип презумпции невиновности, согласно которому все сомнения в виновности обвиняемого, которые не могут быть устранены в порядке, установленном Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации, толкуются в его пользу.
По мнению адвоката АП Белгородской области Юрия Шевякова, виновность лица в совершении убийства действительно должна определяться совокупностью доказательств и не зависеть от фантазии, проявленной при сокрытии следов преступления, но дела все равно должны заводиться, а приговоры выноситься. «На мой взгляд, «нет тела – нет дела» – это, скорее, стереотип, существовавший многие годы в головах правоприменителей. Подобный подход к делам «без тел» считаю пагубным и социально опасным», – говорит юрист.
Партнер и руководитель Уголовной практики Адвокатского бюро «KR&P» Михаил Кириенко к такому подходу относится чуть более осторожно. Он отмечает, что при отсутствии трупа, но при наличии иных данных, например останков, характерного для убийства, места происшествия, биологических следов, указывающих на причинение серьезных травм потерпевшему, и очевидцев возбуждение уголовного дела вполне возможно (согласно статье 105 УК РФ). «А вот вынесение законного приговора – нет, так это будет приговор, построенный на догадках, оставляющий слишком много сомнений, которые сами по себе в силу положений статьи 14 УПК РФ («Презумпция невиновности») исключают постановление обвинительного приговора, что так же прямо предписано положениями статьи 302 УПК РФ («Виды приговоров»)», – считает эксперт.
Все же приговоры выносятся, и аргументом этого часто называют улучшение криминалистических методик, которые повышают достоверность и качество материалов дела. «Усовершенствование криминалистических методик и техники, безусловно, пошло на пользу следователям. Невидимые человеческому глазу доказательства, которые научились добывать криминалисты, в таких делах часто становятся «вишенкой на торте», предопределяя мнение судей или присяжных в вопросах доказанности самого события преступления и виновности лица в его совершении», – отмечает Юрий Шевяков.
Дело техники
Примеров профессионального и результативного применения криминалистического инструментария хватает. Видеокамеры, приборы для работы на месте происшествия со следами биологического происхождения, экспресс-тесты и другие гаджеты помогают следственным группам быстро выявить следы убийства, даже если труп потерпевшего еще не найден.
Однако, по мнению Евгения Рубинштейна, увеличение количества дел «без тела» объясняется не новыми криминалистическими методиками, а снижением уровня доказанности события преступления. «Это можно наблюдать не только по делам о насильственных преступлениях без трупов, но и по делам о взятках без предмета взятки, о мошенничестве без факта хищения и по многим другим делам. Беда сегодняшнего правосудия выражается в выхолащивании высоких стандартов доказывания. Степень убежденности судей до уровня «деяние имело место вне всяких сомнений», которое отражает тот самый высокий стандарт доказывания, заменено на представление «деяние могло иметь место при описанных обстоятельствах». Оно соответствует стандарту, при котором возможно предъявлять подозрение или обвинения с натяжкой», – поясняет адвокат.
С ним согласен и Михаил Кириенко. «Как показывает практика, суды не готовы перечеркнуть деятельность органов предварительного расследования и придерживаются ужасной логики: «ну ведь не зря что-то расследовал»», – добавляет специалист.
Чаще всего приговор удается вынести даже не за счет особых навыков и сверхсовременной техники, а с помощью полиграфа, допросов, показаний свидетелей и признания самого подозреваемого.
Так, например, был осужден Александр Колесов за совершенное им убийство 19-летней давности. Еще во время допроса подозреваемый дал признательные показания в том, что в мае 1994 года убил Г., облил труп бензином, поджег, а затем останки закопал в землю. Свидетели подтвердили слова Колесова, следствием была проведена очная ставка, а также психофизиологические исследования с использованием полиграфа. Кроме того, были допрошены мать и жена подсудимого, которые рассказали, что спустя длительное время после убийства Колесов признался в совершенном им убийстве.
Со стороны процесс раскрытия этого преступления выглядел очень мягко и поступательно, более того, следователи не спешили «упрятать за решетку» подозреваемого как можно раньше (Александр Колесов признался в совершенном убийстве еще в 2001 году, а вынесен приговор был в 2013). Однако вопросы все равно остаются, например, в части использования полиграфа, так как его применение никак научно не обосновано. В большинстве случаев он вызывает скепсис в профессиональных кругах, а суды до сих пор дискутируют относительно применимости доказательств, полученных с помощью полиграфа.
«В этом году я столкнулся с попыткой придать вид допустимого доказательства психофизиологическому исследованию в части оценки показаний лица, указавшего на моего доверителя как совершившего убийство, через допрос эксперта. На допросе [эксперт] красочно критикует подход ВС РФ в части исключения доказательственного значения, рассказывает о развитии техники подобного рода исследований и заключает о допустимости и достоверности сделанных выводов. Радует, что впоследствии классическое опознание исключило вменение статьи 105 УК РФ доверителю, и, кроме того, Челябинский областной суд стабилен в своей оценке полиграфа. Данный пример – частный, но показывает стремление правоохранителей наращивать значение полиграфа, и не только по рассматриваемой категории уголовных дел», – приводит случай из практики Михаил Кириенко.
Также не стоит забывать, что показания свидетелей относятся к категории субъективных доказательств. «Если к ним мы относим показания обвиняемого и свидетелей, то проверять их надлежит именно объективными доказательствами. Например, привязка телефона к базовым станциям может нести в себе больше доказательственной информации, чем все имеющиеся в деле показания ранее допрошенных лиц», – считает Юрий Шевяков.
Именно так, например, удалось доказать виновность сотрудника полиции Михаила Саплинова в деле об изнасиловании и убийстве двух девушек. Все свидетельские показания подтвердились переписками в социальных сетях, сообщениями, входящими и исходящими звонками на мобильных телефонах, а также удаленными видеозаписями на телефоне Саплинова, которые специалисты смогли восстановить. Присяжные заседатели единогласно признали подсудимого не заслуживающим снисхождения. 13 февраля 2018 года Белгородский областной суд приговорил Михаила Саплинова виновным в совершении преступлений, предусмотренных частью 2 статьи 105, части 1 статьи 131, части 1 статьи 132 УК РФ и назначил ему наказание в виде пожизненного лишения свободы.
«Как раз там сторона защиты и оперировала столь нелюбимым мной определением «нет тела – нет дела», заявляя о возможном создании опасного прецедента в случае вынесения присяжными обвинительного вердикта. Но, как видим, отсутствие тела в условиях наличия других доказательств виновности само по себе не сработало даже в суде присяжных», – отмечает выступавший в качестве представителя интересов потерпевших Юрий Шевяков.
Признания осужденного – не дело самого осужденного
Еще одним противоречивым доказательством вины подозреваемого считаются его признательные показания. Одно из громких дел «без тела» – дело Виктора Коэна, который подозревался в убийстве своей сожительницы Галины Колядзинской. В 2015 году он был приговорен к лишению свободы на срок 9 лет и 10 месяцев. Коэн несколько раз подавал на апелляцию, но приговор оставляли без изменений. Дело получило широкую огласку, так как осужденный неоднократно заявлял, что признание в убийстве было получено под воздействием пыток со стороны сотрудников уголовного розыска Владивостока. Проверить это уже никак нельзя, однако, как рассказывает Евгений Рубинштейн, физическое или психическое принуждение к даче нужных следствию показаний присутствует во многих уголовных делах без трупа.
«К сожалению, в таких делах пытки в отношении обвиняемого или ключевых свидетелей становятся правилом для сотрудников правоохранительных органов. Отсутствие трупа понуждает оперативных сотрудников и следователей к формированию суррогатов в виде показаний с дальнейшей их трансформацией путем проведения полиграфических исследований, допроса медицинского специалиста по показаниям очевидца и других экзотических приемов. Все это усложняет как работу адвоката, так и судьи. Но если адвокат действительно независим от внешнего влияния и имеет целью защитить интересы обвиняемого, то судьи во многом связаны корпоративными представлениями, взаимоотношениями с прокурорами и оперативными сотрудниками, которые в исключительных случаях могут «включить все прямые и косвенные рычаги давления». В совокупности с пониженными стандартами доказывания это приводит к появлению ужасных обвинительных приговоров», – объясняет адвокат.
Что принципы справедливости и наказуемости, что презумпция невиновности одинаково справедливы, а будет ли справедливым решение суда, во многом зависит именно от юристов. «Правоохранительные органы не любят углубляться в нюансы при достаточности собранных доказательств для представления их версии, нужно настаивать на нюансах. Опровержение доводов таких свидетелей возможно через установление объективных обстоятельств, опровергающих их пояснения, нахождение и усиление противоречия с иными участниками. Увы, но закон в данной части бессилен, только тактика», – говорит Михаил Кириенко.
Особенно внимательными в подобного рода делах надо быть и самим судьям, которые так или иначе рискуют стать причиной осуждения невиновного или безнаказанности убийства. «К сожалению, от ошибок никто не застрахован. Придумать какой-то универсальный способ борьбы с этим, наверно, невозможно. Не хочу давать советы судьям, но в совещательной комнате неплохо бы задать себе вопрос: «Уверен ли я, что вина доказана?». К ответу желательно подойти объективно и беспристрастно, на основе исследованных материалов дела, без обвинительного и оправдательного уклона. Тогда, вероятно, многих ошибок удастся избежать», – считает Юрий Шевяков.
Источник изображения: vectorpouch
