«Важно обсудить, является ли сама пандемия форс-мажором или же таким обстоятельством является введение различных режимов − от самоизоляции граждан и приостановления деятельности отдельных видов юридических лиц до введения полноценного режима чрезвычайной ситуации. Как и пандемия в целом, данная проблема носит трансграничный характер и требует широкого обсуждения и координации действий разных стран. Представляется чрезвычайно важным сравнить и обсудить подходы, существующие в различных юрисдикциях, уже столкнувшихся с указанными проблемами», – отметила во вступительном слове Генеральный директор Центра международных и сравнительно-правовых исследований, организатор дискуссии Виктория Манько.
Научный руководитель факультета права и Департамента дисциплин частного права НИУ ВШЭ, модератор дискуссии Антон Иванов рассказал о концепции непреодолимой силы в российском праве. В законодательстве РФ ее определение, по мнению специалиста, дано скупо – «чрезвычайные и непредотвратимые при данных условиях обстоятельства». Таким образом, «непреодолимая сила» является оценочным и не абсолютным условием, то есть о его наличии или отсутствии можно делать выводы лишь применительно к конкретной ситуации.
При этом эксперт подчеркнул, что устанавливать данный факт может только суд. «Ни законодательная, ни исполнительная власть не могут заранее установить, какое обстоятельство является непреодолимой силой, а какое – нет. Тем более это не может сделать мэр г. Москвы или любой другой глава субъекта РФ, поскольку по Конституции гражданское законодательство относится к предмету ведения исключительно Федерации», – уверен Антон Иванов.
Модератор дискуссии заметил, что реакция на эпидемию коронавируса со стороны представителей бизнеса и обслуживающих их юристов оказалась нервозной и даже истерической. По его мнению, во многом на это повлияли действия государства в ответ на пандемию, которые можно охарактеризовать формулой: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих». «При таких обстоятельствах задача гражданского права как минимум – обеспечить баланс интересов всех участников гражданских отношений, позволить по мере сил выжить всем пострадавшим», – резюмировал Антон Иванов.
Профессор гражданского права Римского университета Ла Сапиенца Энрико Дель Прато коснулся общих вопросов договорного права, позволяющих в исключительных случаях расторгнуть контракт либо изменить его действие. Профессор отметил, что все исследования, проведенные международными правовыми институтами для гармонизации договорного права, предусматривают так называемые «затруднения» как основание для расторжения или изменения договора. Таким образом, если стороны допустили применение норм международных правовых институтов как частное регулирование их договора, то они без проблем в данной ситуации могут ей воспользоваться.
«Также стороны могут включить в свой договор одно или более положений, регулирующих затруднительные обстоятельства (так называемые «оговорки об освобождении от ответственности»), которые позволяют одной или обеим сторонам в качестве средства правовой защиты в определенных уточненных в договоре обстоятельствах приостановить исполнение или полностью расторгнуть договор», – добавил Энрико Дель Прато. Однако что делать, если договор ничего не предусматривает в отношении новых обстоятельств, возникающих из непреодолимой силы или стихийного бедствия? Здесь возможны несколько вариантов.
Первый – в случае, если исполнение стало запрещено правопорядком и оказалось попросту невозможным. «Согласно этому подходу, сторона, чье исполнение стало невозможным, не несет ответственности за просрочку и, следовательно, другая сторона полностью освобождается от исполнения своего обязательства. В этой ситуации действие договора приостанавливается до снятия правового запрета или утраты стороной, чье исполнение все еще возможно, интереса в получении встречного предоставления», – рассказал профессор.
Другой затруднительный случай – когда договорное положение, устанавливающее конкретный срок, подлежит строгому соблюдению. «С этой точки зрения, утрату интереса стороной, которая должна получить выгоду из договора, исполнить который временно невозможно, можно оценивать как существенную, когда просрочка исполнения после наступления установленного срока лишает договор смысла для такой стороны, и в этом случае последняя вправе его расторгнуть», – отметил Энрико Дель Прато.
Третий сложный вопрос возникает, если исполнение не запрещено властью, но невозможно с материальной точки зрения или становится слишком обременительным или дорогостоящим. В данном случае на первое место должен становиться принцип добросовестности. «Естественно, существенным выражением добросовестности является обязанность сотрудничать, чтобы отыскать или попытаться отыскать способ мирно договориться о том, как устранить препятствия для исполнения договора, очевидно, путем изменения некоторых его положений, особенно тех, которые касаются сроков», – добавил Энрико Дель Прато.
Об особенностях квалификации вспышек коронавируса и принятых мер как форс-мажора в Китае рассказал управляющий партнер пекинского офиса Mayer Brown Ян Льюис. Китайское законодательство под непреодолимой силой понимает объективные, непредвиденные, неустранимые и непреодолимые обстоятельства.
«Почти во всех договорных положениях о форс-мажоре конкретно расширительно указываются события, подпадающие под это определение, с учетом прямого положения об обязанности приложить усилия для смягчения их последствий. Вспышку COVID-19, очевидно, было невозможно предвидеть, и во многих случаях стороны мало что могут сделать, чтобы смягчить последствия этих обстоятельств», – заметил эксперт. Тем не менее, стороны могут применить положение о форс-мажоре, использовав более гибкий подход.
«Как и во многих других юрисдикциях, в КНР сторона, добивающаяся освобождения от ответственности ввиду непреодолимой силы, может пожелать сослаться на «эпидемию» как на одно из обстоятельств, указанных в положении о форс-мажоре, или, возможно, на общее определение форс-мажора как события или обстоятельства, которое выходит за рамки контроля заявляющей о нем стороны», – посоветовал специалист в качестве одного из вариантов.
Во-вторых, сторона может сослаться на распоряжения государственных органов, политиков и местные подзаконные нормативные акты, которые содержат либо предписания о закрытии предприятий, либо рекомендации об изменении порядка ведения деятельности.
В-третьих, если стороны оказались без положения о непреодолимой силе или с таким положением, которое не охватывает соответствующее обстоятельства, можно выступать за гибкость и требовать добросовестных переговоров с тем, чтобы скорректировать платежные обязательства.
«Этот вопрос рассматривался в ходе вспышки атипичной пневмонии (ТОРС – тяжелый острый респираторный синдром) в 2003 году, когда 11 июня указанного года Верховный народный суд издал уведомление (Уведомление о ТОРС), затронув, помимо прочего, вопрос применения принципа справедливости в договорных спорах в ходе вспышки ТОРС. Хотя Уведомление утратило силу, оно может указать на подход, применения которого можно ожидать в период текущей эпидемии COVID-19», – добавил Ян Льюис.
Доцент Венского университета имени Зигмунда Фрейда Флориан Хайндлер описал действия Австрии по борьбе со вспышками COVID-19, позволяющие потенциально заявлять о действии форс-мажора. В первую очередь доцент заметил, что введенные на данный момент в стране меры не являются уникальными и беспрецедентными, так как они предусмотрены Законом о борьбе с заболеваниями, который был принят еще в 1913 году.
«Тем самым, нет никаких сомнений в том, что стороны, лишенные возможности исполнить свои договорные обязательства ввиду таких ограничений, могут ссылаться на непреодолимую силу. Также общепризнанно, что тяжелая финансовая ситуация, возникшая из-за эпидемии COVID-19, не приостанавливает платежные обязательства, если это прямо не предусмотрено законом. Договоры не прекращаются автоматически, если одна из сторон испытывает финансовые трудности из-за мер по борьбе с COVID-19», – отметил эксперт.
Далее специалист подчеркнул, что договоры прекращаются, если прекращают существовать основания таких договоров. Например, договоры об аренде помещений для проведения юридической конференции заключаются на том основании, что юридическая конференция может быть проведена. Но вот такие основания утрачиваются – следовательно, прекращается и договор.
Тем не менее стороны могут договориться об исключении возможности расторгнуть договор. «Но здесь применяются некоторые ограничения. Во-первых, следует включить прямое упоминание заболеваний, чтобы доказать, что стороны намеревались урегулировать свои правоотношения в случае эпидемии, когда заключали договор, и, во-вторых, следует предусмотреть компенсацию за включение такой оговорки в договор. Иначе соответствующее положение договора может быть признано несправедливым», – заметил доцент Венского университета имени Зигмунда Фрейда.
Помимо традиционных мер, Флориан Хайндлер также упомянул несколько гражданско-правовых положений, которые были приняты в Австрии в качестве чрезвычайных мер реагирования на эпидемию COVID-19. Так, до 30 июня 2020 года арендодатели не вправе расторгнуть договор аренды за неуплату арендной платы, а также не вправе взыскивать неоплаченную арендную плату до 1 января 2021 года, Кроме того, срок уплаты любых платежей по потребительским кредитам и кредитам малым предприятиям не наступит до 1 июля 2020 года.
В заключение специалист поделился своим наблюдением о том, что большинство связанных с коронавирусом мер в гражданском праве можно квалифицировать как сверхимперативные нормы. «Международное частное право ЕС ограничивает применение иностранных сверхимперативных норм и предусматривает применение национальных сверхимперативных норм. По сути, мы наблюдаем активное возрождение применения права места суда и, соответственно, недостаточную координацию трансграничных дел», – прокомментировал Флориан Хайндлер.
Центр международных и сравнительно-правовых исследований – российский некоммерческий неправительственный think tank, который проводит исследования по вопросам международного публичного и частного права, а также сравнительного правоведения, имеющим стратегическое значение для Российской Федерации и российских компаний. Центр оказывает экспертную поддержку российским делегациям в международных организациях, в качестве наблюдателя принимает участие в работе UNCITRAL, реализует проекты, направленные на популяризацию изучения международного права, в том числе ежегодную премию «Международное право в XXI веке» и Летнюю Школу по международному публичному праву.
