Проблематика исполнения обязательств в свете реформы ГК РФ

С 1 июня 2015 года законодатель установил возможность должника потребовать у представителя кредитора нотариально удостоверенную доверенность. Но на практике подобное правило может давать сбой. Помимо проблем фактического характера, сам закон знает исключения, связанные, например, с сообщением должнику информации посредством средств связи.

Артем Георгиевич Карапетов и Сергей Васильевич Сарбаш рассматривают вопрос о праве сторон самостоятельно определять порядок подтверждения полномочий представителей и анализируют связанные с этим проблемы через призму принципов свободы договора и добросовестности.

Собеседники обмениваются мнениями насчет перспектив использования средств коммуникации и современных технологий аутентификации, обсуждая их преимущества и потенциальные риски.

Отвечая на поставленные вопросы в ходе диалога, собеседники начинают с анализа применения конституционных норм. Правило статьи 51 Конституции РФ гласит: «Никто не обязан свидетельствовать против себя самого…», но, по меткому замечанию Сергея Васильевича Сарбаша, данное правило не имеет продолжения «…а, значит, вправе врать в суде».

Судья ВАС РФ в отставке обращается к показательным случаям из собственной практики, анализирует вопросы как в плоскости теории права, так и тонкие настройки процессуальных норм. Артем Георгиевич Карапетов апеллирует к опыту зарубежных правопорядков, раскрывая содержание понятия «преступление против правосудия».

«Суд должен быть Храмом Правосудия, но не репрессивным органом», - заключают собеседники после обсуждения процессуальных способов обеспечения честного поведения сторон в судебном разбирательстве.

Текст статьи 313 ГК РФ на стадии II чтения в Государственной Думе претерпел изменения, неожиданные для Совета по кодификации гражданского законодательства. Конструкция вторжения в обязательственные отношения в контексте погашения третьим лицом долга должника перед кредитором активно дискутируется в научном сообществе и часто становится камнем преткновения в делах о банкротстве. Сущностно данный механизм представляет собой не просто суброгацию, но принудительный перехват прав требования без разрешения и должника, и кредитора.

Сергей Васильевич Сарбаш, ссылаясь на DCFR, отмечает необходимость соблюдения содержательного критерия наличия законного интереса у интервента. Данный атрибут имеет ключевое значение при толковании положений статьи 313 ГК РФ, не допуская злоупотребления правом. Однако распространенная порочная практика использования правил о суброгации в целях управления банкротством создала у изначально здорового института гражданского права весьма порочную репутацию.

В действующей редакции Гражданского кодекса пунктом 2 статьи 314 ГК РФ устанавливается, что обязательство должно быть исполнено в течение семи дней со дня предъявления кредитором требования о его исполнении, если обязанность исполнения в другой срок не предусмотрена законом, иными правовыми актами, условиями обязательства или не вытекает из обычаев либо существа обязательства. Подобное регулирование сильно отличается от действовавшего ранее правила о разумном сроке исполнения обязательства.

Артем Георгиевич Карапетов указывает на концептуальную смену модели диспозитивного правила, установленного в законе на случай отсутствия в договоре указания на срок исполнения обязательства. Модель разумного срока уступила место модели исполнения обязательства до востребования, что несет угрозу интересам должника. Насколько реальна эта угроза?

В рамках реформы Гражданского кодекса появилось новое правило об определении места исполнения обязательства при безналичных расчетах. Местом исполнения обязательства является место нахождения банка кредитора. При этом на этапе разработки проекта изменений данная норма относилась к правилам не о месте, а о моменте исполнения обязательства.

Собеседники обсуждают корни появления данных изменений, касаются практики Высшего Арбитражного Суда о распределении рисков выбора контрагента при безналичных расчетах. Сергей Васильевич Сарбаш рассуждает о темпоральной и пространственной модели исполнения обязательств. Толкование Верховного Суда, данное в Постановлении N 54, расставило точки над «i». Но в договорной практике встал новый главный вопрос - диспозитивны ли нормы статьи 316 ГК РФ?

В поисках однозначного ответа на поставленный вопрос участники диалога приводят комплексные аргументы как в пользу диспозитивности, так и в пользу императивности указанной нормы, рассуждают о потенциальных рисках и проблемах банковской системы.

В ходе дискуссии о распределении валютного риска Сергей Васильевич Сарбаш предлагает оригинальное решение, связанное с использованием механизма убытков для установления баланса интересов сторон в случае расторжения договора при скачках валютного курса. В случае если упречность действий одной из сторон повлекла расторжение договора, риск должен быть возложен на неисправного субъекта правоотношений.

Ситуации, при которых упречность в действиях сторон договора отсутствовала, требуют точечного решения и разработки общих подходов к распределению рисков. Эту идею развивает Артем Георгиевич Карапетов, рассматривая некоторые из ситуаций, при которых актуализируются валютные риски. Собеседники моделируют возможные исходы и находят релевантные параметры для перераспределения рисков между сторонами.

Мерцающий договорный тип определится только в момент использования должником или кредитором своих секундарных прав на определение предмета исполнения альтернативного обязательства. Сложные договорные конструкты, востребованные в обороте, ставят перед юристами непростые задачи, ведь подчас происходит не только мерцание договорного типа, но и мерцание каузы договора. Подобная неопределенность вызывает большие затруднения для адекватного юридического описания с учетом разнящихся правил, применяемых к договорным типам.