Кейс первый: крайняя мера
Обстоятельства дела. В семье из Омска отчим жестоко наказывал пасынка: мальчика в течение четырех лет за малейшую провинность заставляли стоять на коленях на гречневой крупе. Это случалось так часто и продолжалось так долго, что крупа вросла в кожу, удалить ее смогли только с помощью хирургов. Мать мальчика все время знала о происходящем, однако не заступалась за сына. Истязания прекратились лишь в декабре 2019 года, когда восьмилетнему ребенку удалось сбежать к соседу и попросить защиты.
В отношении отчима и матери мальчика возбудили уголовные дела по статье 117 УК РФ «Истязание», статье 112 УК РФ «Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью» и по статье 156 УК РФ «Неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего». На время следствия отчим находился под арестом, ребенка же временно забрали в интернат, где он два месяца до вынесения приговора жил с матерью. В итоге суд лишил женщину свободы на полтора года, в то время как ее сожителя приговорили к 4,5 годам колонии общего режима.
Что говорят эксперты? По словам доцента кафедры гражданского права юридического факультета СПбГУ Андрея Новикова, тот факт, что мальчик на время следствия и до вынесения приговора жил с матерью, подтверждает, что в России лишение родительских прав — это крайняя мера, и суды придерживаются курса на сохранение семьи.
«В данном случае мальчика отдали матери, скорее всего, по той причине, что непосредственно она, в отличие от ее сожителя, не представляет угрозы для жизни ребенка. Это, видимо, подтвердили органы опеки, школа и врач. Даже если есть какие-то противопоказания, у нас придерживаются принципа сохранить возможность воспитывать ребенка в семье. Но нельзя забывать, что у наших судов женское лицо. Судьи в большинстве случаев — замужние женщины с детьми, и они, как правило, очень тщательно разбираются с этими вопросами», — объясняет специалист.
В некоторых случаях стремление сохранить семью — это также и нежелание создавать альтернативные условия воспитания для ребенка, в которых он бы не подвергался насилию. Зачастую такое положение вещей объясняют тем, что в России уже достаточно детей, оставшихся без попечения родителей.
«У нас почти 50 тысяч детей, которые находятся официально в банке на усыновление. Детские дома для них только по закону лишь временная мера, но на практике она становится постоянной. Многие дети оказываются вынуждены там жить до совершеннолетия – особенно с учетом многочисленных установленных ограничений для усыновления. Конечно, чтобы не множить таких детей в детдомах, суды стараются сделать так: если есть хотя бы один член семьи, который не представляет угрозы для несовершеннолетнего, ребенка оставляют, как правило, с ним», — говорит партнер КА Pen & Paper, руководитель практики особых поручений Екатерина Тягай.
Однако курсу на сохранение семьи противоречит другое решение государственных органов — после вынесения приговора органы опеки подали иск о лишении матери пострадавшего мальчика родительских прав. Это действие, по мнению руководителя юридического бюро «Минченков и партнеры» Василия Минченкова, опровергает сложившийся тренд.
«Думаю, здесь у опеки не было желания воссоединить сына и мать, органы опеки просто смотрели, что будет в рамках уголовного дела. Когда приговор огласили, последовал иск о лишении прав, потому что у нас совершение преступления, жестокое обращение с ребенком — это прямо указанное в законе основание для лишения родительских прав. Так что я бы не сказал, что существует тренд на сохранение семей. Суды каждый раз исходят из конкретных обстоятельств. И если ребенку угрожает опасность в той или иной мере, то здесь в приоритете интересы несовершеннолетнего, а не стремление оставить родственников жить вместе на одной жилплощади», — объясняет юрист.
Василий Минченков подчеркивает, что каждый случай индивидуален, и в законе нет четкой грани — в каких случаях лишают родительских прав, а в каких нет. Согласно статье 69 Семейного кодекса, суд может поступить по своему усмотрению, учитывая все обстоятельства дела.
Кейс второй: дочь против матери
Обстоятельства дела. Необычное дело рассматривается в Подмосковье, где 15-летняя девушка пытается лишить родительских прав собственную мать. По словам подростка, родительница постоянно избивает ее. В 2016 году после школьного медосмотра Следственный комитет даже возбуждал уголовное дело по статье «Побои», однако его в результате закрыли. По версии девушки, мать заставила ее изменить показания. С тех пор, по словам девушки, она уговаривала себя дотерпеть до совершеннолетия, но осенью 2019-го она не выдержала и после очередного избиения обратилась в органы опеки и попечительства. Сейчас несовершеннолетняя живет в социально-реабилитационном центре и ждет суда, который должен решить: лишать или не лишать ее мать родительских прав.
Что говорят эксперты? В таких ситуациях, по словам Андрея Новикова, главная проблема заключается в доказывании необходимости такой меры. По закону любой ребенок может обратиться в органы опеки, правоохранительные или надзорные органы, или же попросить помощи в школе. Однако здесь встает вопрос веры в слова ребенка: не приукрашивает ли он ситуацию, не пытается ли «проучить» родителей после обычной ссоры. Установить все детали должны органы опеки — именно они делают заключения, которыми потом можно апеллировать в суде
«Если ребенок показывает синяки и боится идти к родителям — ему однозначно должна быть предоставлена защита, временное место пребывания. Если несовершеннолетнего волнует что-то еще, ему нужно оказать медицинскую помощь и обязательно указать, каким образом и кем были причинены побои. Это будет доказательством в суде при решении о лишении родительских прав. Это не ситуация, когда школьник поругался с родителями и захотел уйти жить к родителям подруги, например. Если суд не подтвердит версию этой девочки, то она должна будет вернуться обратно к матери. В данной ситуации ей нужно психолога привлечь», — считает Андрей Новиков.
Он отмечает, что если суд не найдет причин для лишения родительских прав, то у него тогда не будет оснований принять решение о том, чтобы ребенок жил отдельно от родителей. В этом смысле, по словам эксперта, в российском законодательстве существует пробел.
«Ребенка могут не бить и даже не оскорблять, просто бывает у людей серьезная психологическая несовместимость, совсем тяжко вместе жить. Особенно у подростков это часто проявляется. К сожалению, у нас в стране нет такого, чтобы в подобных ситуациях подросток мог пожить где-то временно отдельно, как в лагере. У нас другое: мы хотим, чтобы он жил именно в семье», — говорит Андрей Новиков.
Екатерина Тягай подчеркивает, что история школьницы является очень показательной, и проводит параллель с нашумевшим делом сестер Хачатурян, которые систематически подвергались насилию внутри семьи, о чем не было известно до убийства их отца.
«[Органы опеки] могли бы фактически предотвратить убийство, остановить это чудовищное насилие, но бездействовали в отношении этой семьи и девочек. Это очень похоже на данный пример с подростком из Подмосковья, когда ребенок всю жизнь, в течение 15 лет, подвергается постоянному насилию. Этого не может не заметить сначала педиатр, потом воспитатель в детском саду, потом учителя в начальной школе и в старшей школе, органы соцзащиты и опека. Это означает, что все они демонстрировали определенную степень отстраненности и безразличия к ситуации, которая довела ребенка до крайности, когда подросток вынуждена пытаться самостоятельно защищать свои права таким способом. Хорошо то, что девочка уже в том возрасте, когда суды обязаны прислушиваться к мнению ребенка относительно того, с кем ей проживать», — резюмирует специалист.
Василий Минченков также считает, что данный случай — пример ненадлежащего исполнения своих обязанностей органами опеки и попечительства. Девочке удалось привлечь внимание к своей проблеме только после обращение к региональному детскому омбудсмену.
«Действия девочки были правильными: она обратилась в органы опеки, искала поддержку в соцсетях. Как я понял, опека не сразу среагировала, а только после того, как за дело взялись уполномоченный по правам ребенка и правоохранительные органы. Только после этого был инициирован судебный иск. То есть здесь ребенок являлся инициатором это процедуры», — говорит юрист.
Василий Минченков отмечает, что любой ребенок может обратиться в органы опеки с жалобой на жестокое обращение в семье. В данном случае нет никаких ограничений по возрасту. После такой жалобы обязательно должна проводиться проверка, и если история несовершеннолетнего подтверждается, то дело может дойти до суда. Только в судебном процессе, согласно статье 57 Семейного кодекса РФ, необходимость учета мнения ребенка зависит от его возраста. Так, судья может учитывать мнение ребенка о его желании или нежелании жить с родителями только после того, как ему исполниться 10 лет. Следовательно, если говорить о 15-летней девочке, которая не хочет жить с родной матерью, то ее мнение по этому делу будет ключевым.
Кейс третий: жизнь в больнице
Обстоятельства дела. Чаще всего, когда речь идет о лишении родительских прав, то имеются в виду неблагополучные семьи. Исключением из правил оказалась ситуация в Москве, где пятилетняя девочка с рождения живет в частной клинике. Она не видится с родными и лишь изредка с ней говорят по телефону. В результате получается неоднозначная ситуация: с одной стороны ребенок живет в дорогом лечебном учреждении, где ей предоставляют все необходимые условия. С другой стороны, она не знает семейной жизни, поскольку лишена этого.
Руководство клиники заявляет, что ребенок уже не нуждается в медицинском сопровождении и может жить с родными, но те отказываются от этого. Мать девочки утверждала, что девочка больна с рождения, по этой причине она должна жить под надзором врачей. Однако врачи клиники считают, что ребенок в целом здоров и может жить дома. В ходе судебного разбирательства суд занял сторону лечебного учреждения и ограничил родителей девочки в родительских правах.
Что говорят эксперты? «Здесь очевидно, что вред ребенку был нанесен не физический, а прежде всего психологический. Девочка была оторвана от среды, в которой дети аналогичного возраста развиваются естественным образом. На протяжении 5 лет она не видела вокруг себя ничего кроме больничных стен. Ребенок постоянно находился под психологическим давлением, которое сам мог не понимать, но это должны были осознавать врачи, в том числе детские психологи, родители и органы опеки, которые, увы, очень редко испытывают интерес к финансово благополучным семьям», — говорит Екатерина Тягай.
По мнению Андрея Новикова, оплата дорогостоящего медицинского учреждения не оправдывает то, что девочка всю жизнь была заключена в стенах клиники. Фактически, это регулирует статья 69 Семейного кодекса РФ, где говорится, что родителей могут лишить родительских прав, если они «отказываются без уважительных причин взять своего ребенка из родильного дома (отделения) либо из иной медицинской организации, образовательной организации, организации социального обслуживания или из аналогичных организаций».
«В этой ситуации, думаю, у родителей нет желания воспитывать дочь в семье, исполнять свои родительские обязанности. Мы говорим об очень богатых людях, которые считают, что могут купить кого угодно и что угодно. Но даже если вы имеете много денег и устроили ребенка не в семью, это повод задуматься. Мать девочки говорит, что у нее очень плохое здоровье. Суд должен учесть данное обстоятельство. С другой стороны, у ребенка два родителя, есть отец, он может заниматься ребенком. К тому же, у нас есть болезни, когда люди действительно под одной крышей не могут находиться, например, открытая форма туберкулеза, маниакально депрессивный психоз. Здесь же не об этом речь, поэтому я считаю, что ребенок должен проживать в семье», — считает Андрей Новиков.
Отдельного внимания заслуживает специфическое поведение родителей, которые не пришли в суд, а до этого избегали органов опеки. По словам Василия Минченкова, в ходе судебного процесса это играет большую роль. Степень их вовлеченности говорит о желании или нежелании воспитывать ребенка.
«Исходя из информации в открытых источниках — суд принял правильное решение. Более того, тут речь идет не о лишении, а об ограничении родительских прав. Хотя все могло бы быть серьезнее. В такой ситуации ограничение — временная мера, она может быть отменена, если родители изменят свое поведение, заберут дочку и начнут нормально ухаживать за ней. Так что это исправимо», — поясняет юрист.
Несмотря на то, что лишение или ограничение родительских прав считается крайней мерой, оно имеет обратное действие. Правда, только в тех случаях, если речь не идет о жестоком обращении. В других ситуациях, если взрослые докажут суду готовность брать ответственность за несовершеннолетнего и возможность дать ему все необходимое — от проживания до образования — им могут вернуть ребенка.
«Все зависит от тяжести ситуации. По моей практике, бывают неблагополучные семьи, где есть алкоголизм, наркомания, побои, беспризорничество. Если родители совершили не тяжкое деяние по отношению к ребенку, и они на суде показывают, что изменили свое отношение к несовершеннолетнему, например, записались на курсы реабилитации, если у них имелись вредные привычки, или улучшили жилищные условия — это демонстрирует их желание исправиться. Такое поведение очень хорошо влияет на суд. Например, если решается вопрос о лишении родительских прав в таких обстоятельствах, судья может сначала вынести предупреждение. То есть здесь важно правильно себя проявить и не поступать как в случае с оставленным ребенком в больнице, когда родители даже на заседание не пришли», — объясняет Василий Минченков.
Он отмечает, что в подобных судебных процессах есть место эмоциям, и судьи внимательно следят за поведением родителей во время заседаний. Если у них есть шанс на исправление, то решение будет мягким.
Нужен ли новый подход?
Специалисты по-разному относятся к идее модернизировать законодательство в сфере защиты прав детей. Одни полагают, что некоторые нормы действительно стоило бы усовершенствовать, другие уверены, что к изменениям стоит подходить очень аккуратно.
«К ужесточению законов я отношусь скептически. Возьмем привлечение к уголовной ответственности родителей — это приводит к тому, что у ребенка в жизни закрываются многие двери. Его в будущем не возьмут работать ни в прокуратуру, ни в полицию. Даже в госорганы, хотя там прямого запрета на трудоустройство таких людей нет. Поэтому уголовно-правовые меры воздействия на родителей — это крайний случай», — уверен Андрей Новиков.
С другой стороны, он считает, что в семейно-бытовом плане, стоит чаще привлекать некоммерческие организации, оказывать психологическую помощь, чтобы специалисты могли адресно работать с проблемными семьями, давая им шанс на исправление.
«Среди путей развития я вижу законодательное закрепление в суде статуса детского омбудсмена, усиление института уполномоченного по правам человека и профилирование медиации. Нужно в меньшей степени насильственно решать эти вопросы, в большей — задействовать неформальные способы, например, привлекать психологов. Однако я не вижу необходимости ужесточения норм, у нас и так есть все необходимое», — считает доцент.
Против дополнительных мер законодательного регулирования детско-родительских отношений также выступает Василий Минченков. Он уверен, что законы написаны грамотно, другое дело — как их придерживаются исполнительные органы.
«У нас главы 11 и 12 Семейного кодекса РФ, регламентирующие права несовершеннолетних детей и права и обязанности родителей, довольно стабильные, они долгие годы эффективно работают в совокупности с другими правоотношениями — административными, уголовными. По большому счету, каких-то дополнений, которые остро назрели, я не вижу. Здесь главное — не нормы закона, а его исполнители, которые часто играют решающую роль. Например, как в случае с девочкой из Подмосковья, когда органы опеки сначала отмахнулись и не принимали активных действий по защите прав ребенка. То есть законодательное регулирование достаточное, вопрос — как это применяется», — резюмирует эксперт.
По словам Екатерины Тягай, изменить судебную практику по таким делам мог бы закон против семейно-бытового насилия. По задумке авторов инициативы, он будет иметь превентивный характер и поможет предотвратить жестокость внутри семьи, в том числе и по отношению к детям.
«Противники принятия этого законопроекта говорят, что в нашем законодательстве и так все есть. Однако нормы уголовного и административного права, на которые все ссылаются, не действуют превентивно, а позволяют отреагировать на уже свершившийся факт насилия. Как адвокат, ежедневно сталкивающийся с необходимостью защищать права жертв семейно-бытового насилия — и женщин, и стариков, и конечно детей, — я считаю необходимым внедрение широкого спектра мер, которые позволяют проводить именно профилактику, то есть предотвращать такие случаи, а главное — менять отношение общества к этой проблеме, которое должно начаться с ее признания. Безусловно, законопроект повлияет на судебно-правовую практику в отношении ограничения родительских прав, причинами для чего как раз становится чаще всего семейно-бытовое насилие», — уверена специалист.
Екатерина Тягай также отмечает, что важнее всего в семейно-бытовых вопросах делать акцент именно на исполнении законов, которые призваны защищать как детей, так и взрослых. Ведь зачастую проблему кроется в том, что соответствующие органы вовремя не реагируют на крик о помощи.
