«Володина против Российской Федерации»
Рассказывать истории о жертвах домашнего насилия в России и приводить статистические данные о количестве преступлений в этой сфере можно долго. Это и дело сестер Хачатурян, и Маргариты Грачевой, которой муж из ревности отрубил кисти рук, и Алены Вербе, скончавшейся от 57 ножевых ранений (муж прикрыл тело, запер маленького сына с умершей матерью и ушел на работу), и Анастасии Ещенко, убитой и расчлененной доцентом-сожителем. Такие ужасные истории будоражат новостные ленты и умы общественности каждый год, пока на их место не приходят новые чудовищные случаи. Меньше их не становится: так, еще в 2018 году российских женщин признали одними из самых незащищенных в мире – Россия, набрав ноль баллов в области законодательства по защите женщин от насилия, оказалась на одном уровне с Либерией, Габоном и Йеменом.
Одним из самых показательных примеров, обнажающим реальный масштаб проблемы, можно назвать дело «Володина против Российской Федерации». С 2016 года Валерия Володина регулярно обращалась в правоохранительные органы, каждый раз с новыми заявлениями на своего сожителя. На протяжении четырех лет мужчина ее преследовал, похищал, избивал, вынуждал прервать беременность, распространял в Интернете ее интимные фотографии, угрожал причинить вред здоровью. В конечном счете женщина сменила имя и уехала из страны, так и не добившись от отечественного правосудия хоть какой-то защиты и наказания для обидчика.
В июле 2019 года ЕСПЧ признал дискриминацией бездействие властей России, которые не предпринимали необходимых мер для борьбы с домашним насилием, на основании решения по делу Валерии Володиной. «Европейский суд признал, что, не приняв никаких мер, российские власти нарушили статью 3 (запрет пыток и жестокого обращения) и статью 14 (запрет на дискриминацию по признаку пола) ратифицированной Россией Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Впервые в судебной практике по России по данному вопросу Европейский Суд постановил выплатить пострадавшей компенсацию в размере 20 тысяч евро, покрыть судебные расходы, а также обеспечить эффективное расследование жалоб Валерии Володиной в национальных судах РФ», – пишет в своем докладе «Остаться в живых: Насилие в отношении женщин в России» Центр по предотвращению насилия «Анна» (доклад есть в распоряжении редакции).
Это постановление ЕСПЧ ясно дало понять, что на данный момент в каждом деле о домашнем насилии в России негласным соучастником будет само государство, поскольку необходимые законодательные меры для профилактики бытовых преступлений и защиты его жертв в стране все еще не разработаны.
«Мы примем меры, а может, и не примем»
Последние несколько лет законодатели не принимают конкретную сторону в вопросе о домашнем насилии. Они мечутся между двух лагерей, то удовлетворяя интересы консервативных групп и закрывая глаза на бытовые преступления, то, напротив, прислушиваясь к жертвам, правозащитным организациям и кризисным центрам.
Так, в феврале 2017 года были декриминализованы впервые совершенные семейные побои. Состав 116 УК РФ (Побои) был переведен в статью 6.1.1 КоАП РФ. Таким образом, если побои совершены впервые, они квалифицируются не как уголовное преступление, а как административное правонарушение.
«Основная масса наказаний по ст. 6.1.1 КоАП РФ – штрафы. Привлечение виновного к административной ответственности никак не защищает и не восстанавливает права потерпевших, а штраф в 5 тысяч рублей не является сдерживающим фактором для обидчика, в сознании которого выведение побоев из Уголовного кодекса в категорию правонарушения воспринимается как разрешение к рукоприкладству. Санкция, предусмотренная ст. 6.1.1 КоАП, не является адекватным соразмерным наказанием за применение физической силы в отношении близкого человека и не отвечает требованию справедливости», – считает юрист Консорциума женских НПО, магистр права Татьяна Белова.
Эти данные подтверждал и глава МВД Владимир Колокольцев, который уже в декабре 2017 года на заседании правительственной комиссии по профилактике правонарушений сообщил, что декриминализация побоев в семье привела к возникновению новых трудностей. По его словам, к концу сентября 2017 года сотрудниками полиции было зарегистрировано свыше 164 тысяч правонарушений по фактам нанесения побоев, при этом в качестве преступлений расследовалось лишь около 7 тысяч таких случаев. По словам Владимира Колокольцева, проблемой стало то, что, хотя закон и дает возможность отправлять нарушителей под административный арест (до 15 суток) или привлекать к обязательным работам (до 120 часов), суды явно предпочитают назначать штраф (от 5 до 30 тысяч рублей). При этом обидчик будет выплачивать этот штраф из семейного бюджета, и положение жертвы только ухудшится.
Тем не менее, в 2019 году группой экспертов во главе с заместителем председателя Комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей Оксаной Пушкиной был подготовлен законопроект «О профилактике семейно-бытового насилия в РФ». Одним из самых важных нововведений, которые планировалось ввести, было защитное предписание. Оно выносится в случае факта совершения семейно-бытового насилия либо угрозе его совершения и запрещает нарушителю в течение 30 суток после вынесения (то есть пока возбуждается дело) вступать в любые контакты с жертвой и предпринимать попытки выяснять место ее пребывания, если это лицо находится в месте, неизвестном нарушителю. В дальнейшем доказательством вины может стать сам факт применения мер профилактического воздействия, что значительно упростит процесс доказывания вины агрессора при рассмотрении административных и уголовных дел.
Кроме того, законопроект официально включал правозащитные организации и кризисные центры в число субъектов, осуществляющих деятельность по профилактике семейно-бытового насилия – таким образом, помощь жертвам становилась более доступной.
«В этой связи закон о профилактике семейно-бытового насилия должен быть не только направлен на создание действенного механизма выявления потенциальных нарушителей и предотвращения опасных для членов их семей ситуаций, но также предусматривать меры реагирования в отношении тех деяний, которые причиняют или только содержат угрозу причинения физического или психического страдания, но не содержат признаков административного правонарушения или уголовного преступления, а значит, позволять предотвращать те самые страшные последствия, защищая жертву насилия уже на ранних стадиях его проявления», – комментирует кандидат юридических наук, заведующая кафедрой семейного и жилищного права Университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА), партнер коллегии адвокатов Pen & Paper Екатерина Тягай.
Однако, когда в ноябре Совет Федерации опубликовал для обсуждения предварительный текст законопроекта, он подвергся резкой критике. В попытке усидеть на двух стульях Совфед не только не удовлетворил ни противников, ни сторонников закона, но и сам документ стал, как считает руководитель Центра защиты пострадавших от домашнего насилия адвокат, член рабочей группы по разработке законопроекта Мари Давтян, бесполезным и неэффективным.
«Определение «семейно-бытового насилия» в данной редакции полностью исключает из-под действия закона все виды физического насилия (побои, причинение вреда здоровью и т.п.), так как данные виды насилия всегда содержат в себе признаки административного правонарушения или преступления. Т.е. этот закон в такой редакции нельзя применить, если вас бьют. Это просто абсурд. В ситуациях семейно-бытового насилия особенно важны защита пострадавших и оказание им поддержки (социальной, психологической и т.п.) в период подачи потерпевшим заявлений о правонарушении/преступлении, а также в период проверки указанных заявлений. В указанный период потерпевший особенно нуждается в мерах социальной и психологической поддержки, а исходя из предложенной формулировки, он лишается возможности воспользоваться мерами предлагаемого проекта закона. Исходя из вышеизложенного, в подобной формулировке понятия «семейно-бытовое насилие» проект закона теряет вообще всякий смысл», – приводит комментарий Мари Давтян в своем докладе Центр «Анна».
Карантин как триггер
Пандемия коронавирусной инфекции обнажила множество внутригосударственных и общемировых проблем – домашнее насилие стало одной из самых явных. «В последние недели по мере усиления экономического и социального давления и страха мы становимся свидетелями ужасающей глобальной вспышки насилия в семьях», – заявил еще в апреле генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш.
Российскую вспышку зафиксировали почти все кризисные центры страны. Центр «Сестры» получил за время карантина 481 обращение по электронной почте, в то время как за последний год там зарегистрировали всего 316 обращений. Проект «Ты не одна» сообщил о 1352 обращениях за помощью в апреле этого года и 2038 – в мае, при среднем количестве в 500-700 обращений ежемесячно. В целом, по данным Центра «Анна», в марте 2020 года количество звонков на всероссийский телефон доверия для женщин выросло на 24% по сравнению с февралем этого же года (2537 обращений против 2050 месяцем ранее). На 15% увеличилось число обращений в московский кризисный центр «Китеж», на 19% выросло их количество в Красноярском крае. В три раза больше сообщений о насилии поступило в вологодский кризисный центр.
С официальными данными все снова стало неоднозначно, и амплитуда колебаний увеличилась. Так, 16 апреля спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко заявила, что сенаторы вернутся к работе над законопроектом о борьбе с бытовым насилием после того, как удастся победить коронавирус. При этом она выразила свою уверенность в том, что всплеска домашнего насилия не будет, так как семьи, наоборот, вместе будут переживать этот трудный период.
Примерно в это же время МВД опубликовало постановление, в котором призывало регионы принять профилактические меры во избежание увеличения эпизодов домашнего насилия, а также заранее оптимизировать все средства для помощи жертвам. Тем не менее, уже через пару недель ведомство опровергло информацию о том, что количество преступлений в семейной сфере увеличилось, указав, что, по их данным, число, наоборот, сократилось на 13%. Также МВД отказалось ужесточать ответственность по статье 6.1.1 КоАП (Побои), по которой квалифицируются случаи домашнего насилия.
Последствия такой изменчивой позиции не заставили себя ждать. «Некоторые жертвы просто не смогли выйти из дома и обратиться за помощью в правоохранительные органы из-за страха привлечения к ответственности за нарушение режима самоизоляции; вместе с тем кризисные центры и правозащитные организации могли оказывать помощь жертвам насилия дистанционно, в отличие от государственных структур. Можно предположить, что жертвы насилия в силу запуганности боятся обращаться в правоохранительные органы и значительно меньше опасаются кризисных центров, в которых жертва сможет сохранить относительную анонимность», – считает Екатерина Тягай.
Официальная статистика по вопросу бытового насилия в принципе выглядит крайне нереалистичной. Например, в нее не входят случаи насилия по отношению к бывшей жене или гражданской (незарегистрированной) супруге. При этом 70-90% женщин, страдающих от домашнего насилия, не обращаются за помощью в полицию и, таким образом, их данные не попадают в официальную статистику МВД, пишет в своем докладе Центр «Анна».
«Статистика правоохранительных органов соответствует существующему законодательству. Нет закона, нет правовых оснований такую статистику выделять в отдельный вид, поэтому она и не ведется. А статистика кризисных центров идет от реальных обращений и запросов об оказании помощи», – объясняет доцент кафедры юридической психологии и права факультета юридической психологии Московского государственного психолого-педагогического университета, кандидат психологических наук, полковник полиции в отставке Елена Шпагина.
Однако если неточность официальных данных еще можно понять, то решение приостановить разработку законопроекта возмутило многих правозащитников. «Мы в нашей организации сразу сказали, что считаем неверным решение приостановить работу над законопроектом – во всех странах во время пандемии наоборот усилили меры поддержки пострадавших от насилия, а у нас прекратили работу над законопроектом. Где логика?», – комментирует Татьяна Белова.
При этом, как отмечает юрист Консорциума женских НПО, с точки зрения права закон о профилактике домашнего насилия принять не сложнее, чем любой другой федеральный закон – процедура предусмотрена одна и та же. «Однако на принятие этого закона влияет наличие гендерных стереотипов относительно образов ролей женщины и мужчины в обществе и отрицание проблемы домашнего насилия как таковой», – говорит Татьяна Белова.
Только принятием закона работа по борьбе с домашним насилием не остановится. «Под любую работу нужны ресурсы: материальные, кадровые, информационные. Может ли обычный полицейский решить эту проблему? Что, из участковых и судей будем психологов делать с даты принятия закона? Конечно, в развитых странах полицейские проходят специальную подготовку для работы со случаями насилия (жертвой, насильником и свидетелями) в интеграции с другими специалистам и службами. Но без правового обоснования дело с места не сдвинется. Нужен закон с «тонкими настройками» на сохранение семьи, личности в ней. Нужна проработка новых для нашего законодательства механизмов: мер психолого-воспитательного воздействия, досудебного разрешения проблем, медиации (закон о медиации у нас есть, и специалистов готовят), методов восстановительного правосудия», – комментирует Елена Шпагина.
Проблема домашнего насилия – не только в недостатке регулирования, но и в бездействии конкретных сотрудников (вопрос профессиональной подготовки и повышения квалификации по работе с делами такого рода), а также в национальных традициях, психологии жертвы и ее агрессора.
«Причин агрессии много, так же как психологических теорий, объясняющих возникновение агрессии и агрессивности. Одна из них говорит о том, что человек в детстве сам подвергался насилию и жесткому обращению и теперь повторяет модель взаимоотношений. Часто условиями снятия моральных норм являются алкоголь и наркотики, но в нашей стране нет никаких механизмов борьбы с пьянством на сегодняшний день», – поясняет Елена Шпагина.
Карантин обострил положение дел на всех уровнях: уровень домашнего насилия вырос, законодатель показал свою нерешительность, а сотрудники правопорядка – непонимание, как действовать в таких делах, а иногда и банальное нежелание действовать.
Однако триггер сработал в обе стороны: кризисные центры как никогда раньше мобилизовались и усовершенствовали свою работу, а общественность продемонстрировала свою готовность вступаться за закон. «Что касается общества, то мы видим, как меняется отношение и понимание самой проблемы насилия, об этом стали писать даже государственные СМИ, многие телеканалы поднимали эту проблему, потому что на это есть запрос именно со стороны общества. И мы надеемся, что это не «модная тема» для СМИ, а реальное понимание, что про это необходимо говорить», – подчеркивает Татьяна Белова.
Источник изображения: freepik
